С.Хорликов

Что остается

Мне недавно приснился сон, достаточно интересный, чтобы его рассказать.
Я ехал вдоль своей улицы. Внешний вид всех наших домов был сильно изменен. Они представляли из себя лишь остовы, пустые коробки без окон и дверей. Они были настолько безлики и похожи друг на друга, что определить который из них мой оказалось возможным только по счету.

Внутри зданий тоже ничего не осталось. Как будто все они были подготовлены для какой-то глобальной реконструкции.

В конце концов я нашел свою квартиру, вышел на балкон. Было смешанное чувство освобождения от лишнего и одновременно какой-то противоестесвенной пронзительной пустоты. На балконе в кучке строительного мусора я увидел остатки нашего домашнего подсвечника: знакомая с детства небольшая чашечка для свечи со штыркем посередине. Потом наверху, на встроенной бетонной полке (которой на самом деле, вообще-то, никогда не было) нашел книгу, частично обгоревшую, из отцовской библиотеки. Теперь я был полностью уверен, что это действительно та самая квартира, в которой я рос ребенком и в которой жили мои родители.

Мне было не жаль эту книгу, подсвечник или квартиру, не жаль, собственно, ничего, но мне было как-то очень безотрадно, что ничего не осталось. Совсем ничего. Нет, не так. Совсем-совсем ничего. Я спрашивал себя во сне: неужели совсем ничего?

- Да, - был ответ - у людей в их человеческой жизни, жизни на земле - есть такой закон - не остается ничего, рано или поздно, но совсем ничего. Причем, ни у кого не остается ничего, ни у бедного, ни у богатого, ни у счастливого, ни у несчастного. Не остается даже самой маленькой капельки, самой ничтожной капелюшечки. Раньше или позже, но главное, ничего.
Мне стало жутко от тоталитарности самого примитивного и самого безотрадного из всех законов природы. Я метался. Я пытался срочно найти какое-нибудь опровержение или хотя бы исключение из этого правила.

И мне пришел ответ.

В этом мире остаются жить навека лишь добрые мысли и добрые дела.

И мне тогда впервые ясно представилось, что мысли и слова осязаемы, весомы и прочны, прочнее стали обгоревшего подсвечника.